Верны ли слухи о петербургских губернаторских перспективах Андрея Турчака? Как говорится, 50/50, либо да, либо нет. Принятая в путинской России политическая этика не подразумевает никаких утечек по поводу будущих кадровых решений, и если о ком-то говорят, что его скоро кем-нибудь назначат — всегда вспоминайте или Михаила Мишустина, чье имя стало известно широким кругам только в момент его назначения премьером, или Алексея Дюмина, которого уже столько лет сватают в министры обороны или куда выше, а он как сидел в своей Туле, так и сидит (а до Тулы — был ли хоть один политолог, который бы предположил, что этот ветеран охраны первого лица может стать главой региона?). В этом смысле чем больше публикаций о Турчаке-губернаторе, тем меньше реальных перспектив у такого назначения; собственно, главный принцип кадровой политики Путина состоит в том, что назначение должно удивлять, а если эффект сюрприза утрачен, то и назначать незачем.
При этом, если искать наиболее подходящую замену Александру Беглову, то Андрей Турчак и в самом деле представляется вполне удачным с точки зрения Кремля решением. Городу ведь не просто не везет с губернаторами — они от раза к разу становятся все хуже, и сейчас, когда губернатор Александр Беглов стараниями Сергея Шнурова и прочих критиков стал общероссийским антигероем этой зимы, найти преемника, который был бы хуже Беглова, задача нетривиальная, и Турчак — один из немногих, кто мог бы с ней справиться.
Стоит, кстати, вспомнить политическую атмосферу в Петербурге накануне назначения Беглова. Городом правил подзабытый ныне Георгий Полтавченко — тот, о котором болельщики «Зенита» пели «Губернатор жлоб», и тот, который материальному развитию города предпочитал развитие духовное — именно при нем Петербург стал столицей нового казенного консерватизма, переходящего в мракобесие, типичной петербургской новостью стало что-нибудь типа «казаки напали на геев» или «с фасада доходного дома прошлого века сбили барельеф Мефистофеля, потому что это диавол»; о самом губернаторе говорили, что он не подписывает никаких документов в постные дни, и даже, приняв тайное монашество, оборудовал себе в Смольном келью, в которой уединенно молится, а под губернаторским костюмом носит вериги — не то чтобы вера была каким-то компроматом на чиновника, но если город не процветает, а губернатор не руководит, трудно считать ситуацию нормальной; Полтавченко в городе не любили, и кричалка про жлоба (ставшая ответом на его слова, когда он обвинил в жлобстве тех, кто был недоволен перекрытием города для президентского кортежа) осталась документальным подтверждением той нелюбви. Петербуржцы еще не знали, что на смену уроженцу Баку Полтавченко придет уроженец Баку Беглов, от которого зимой 2022 года городу придется буквально взвыть. Логично было бы ждать преемника, который на контрасте с провальным Бегловым завоюет симпатии петербуржцев, но назначение кого-нибудь хорошего нарушило бы принцип постоянного ухудшения управления городом, которому уже много лет следует федеральная власть при подборе петербургских градоначальников.
Чем обусловлен этот принцип — загадка. Проще всего было бы сказать, что Владимир Путин не любит родной город. Это звучит странно, но, с другой стороны, он ведь сам часто вспоминает о трудном ленинградском детстве и отрочестве («подворотня»). Возможно, город, в котором ему было когда-то несладко, заслуживает с его точки зрения медленной и изощренной мести — почему нет, в конце концов. Но речь может идти и о здравом политическом расчете — риск превращения второй столицы в альтернативный центр власти сопровождает отечественную политическую историю с того самого момента, как большевики перенесли столицу в Москву, и вся советская история может быть описана именно как непрерывное подавление ленинградской фронды. Зиновьев с какого-то момента стал более сильным и опасным оппонентом Сталина, чем даже Троцкий. Сменивший его лояльный Москве Киров сам собой стал точкой притяжения всех недовольных (на выборах ЦК на XVII съезде он набрал больше голосов, чем сам Сталин, и, как считается, именно поэтому «съезд победителей» оказался вскоре рекордным по количеству посаженных и расстрелянных делегатов, а убийство Кирова до сих пор сопровождается слухами о причастности к нему Сталина), дальше был еще более лояльный Жданов, и его людей физически перебили после войны в рамках «ленинградского дела». Брежнев, идя к власти, соперничал с хозяином Ленинграда Фролом Козловым, а Горбачев — с неосталинистом Григорием Романовым, и даже Борис Ельцин чуть ли не по совету астрологов (об этом несколько лет назад снят фильм (ссылка на издание Republic, признано в РФ иноагентом) с Ксенией Собчак) опасался соперничества Собчака и поспособствовал его политическому уничтожению с помощью уголовного дела. Характерен многолетний слух о назначении губернатором в Петербург Дмитрия Медведева — вообще-то именно такому политику очень пошел бы Смольный, если иметь в виду опыт медведевского президентства, когда вокруг номинального главы государства пытались группироваться те, кому надоел Путин. Понятно, что именно поэтому никто и никогда не отпустит Медведева в Петербург, и понятно также, что избежать петербургской фронды проще всего именно посредством назначения в Смольный какого-нибудь запредельного ничтожества, чьи амбиции будут заключаться только в том, чтобы с ним здоровались за руку и не подкладывали ему на стул канцелярскую кнопку. И вот таких людей в высшей путинской номенклатуре совсем немного, и Андрей Турчак, безусловно, один из них.
Сын давнего путинского товарища по Петербургу девяностых, директора и потом акционера большого оборонного предприятия, Турчак в свое время стал одним из первых в России представителей наследственной номенклатуры — совсем молодым, в тридцать с небольшим, он стал псковским сенатором, затем довольно скоро главой региона, дальше было «дело Кашина», которое вполне могло ускорить его карьерный рост — общественное давление на своих назначенцев Владимир Путин традиционно воспринимает как вызов, и нехорошая репутация молодого Турчака (сам Путин публично говорил, что давление на Турчака-сына на самом деле направлено на Турчака-отца; это, конечно, неправда, но образ мышления, присущий Путину, она характеризует вполне) с аппаратной точки зрения идет ему на пользу. При этом Турчак, имея колоссальные карьерные преимущества на старте, так и не сумел по-настоящему ими воспользоваться. В «Единой России» основным его занятием стало противостояние Вячеславу Володину и подконтрольной ему думской партийной фракцией, а политическая субъектность «Единой России», и без того всегда остававшаяся спорной, именно при Турчаке сошла на нет — сейчас хорошим тоном считается проводить кандидатов от власти на выборах, оформляя их как самовыдвиженцев, минуя токсичную партию.
Федеральным ньюсмейкером первого ряда Турчак так и не стал, в телевизоре его мало, рядом с Путиным появляется редко. Благосклонна к нему Валентина Матвиенко, заместителем которой его сделали несколько лет назад, но и в Совете Федерации каким-то особенным уважением Турчак не пользуется — в памяти сенаторов он так и останется тем мажором, ради которого пришлось заказывать новый стол президиума, потому что за старым ему места не было.
Обидная кличка, послужившая когда-то поводом для «дела Кашина», до сих пор в ходу в тех кругах, которые соприкасаются с Турчаком, а даже лояльные ему подчиненные, когда заходит речь об одиозности босса, высказываются в частных беседах в том духе, что много лет прошло, Андрей Анатольевич повзрослел и больше не будет практиковать бандитские методы в политических спорах — но это, как говорится, неточно. В российских условиях это самый бестолковый образ для политика — можно ведь, будучи злодеем, иметь злодейскую завораживающую отрицательную харизму, у того же Рамзана Кадырова вон сколько поклонников даже среди тех, кто все про него понимает. Турчак же неубедителен, даже когда в (явно отрепетированном заранее) диалоге с Матвиенко рекламирует бессудные казни в тюрьме — чем грознее речи, тем более напрашивается вопрос «да кто ты такой вообще?».
Возможно, этот вопрос скоро придется задавать петербуржцам — ничего хорошего они в ответ не услышат, но никто ведь давно и не ждет хорошего. Через запятую с именами Полтавченко и Беглова должно стоять какое-нибудь еще более одиозное имя. Каждый новый губернатор Петербурга должен быть еще хуже предыдущего.
