В мае 2022 года в России пройдет Архиерейский собор, на котором должна быть поставлена точка в вопросе о признании церковью найденных под Екатеринбургом останков Царской семьи. Более 30 лет — с 1991 года, когда было обнаружено первое захоронение, РПЦ официально отказывается считать кости святыми мощами. Но в последнее время эта позиция, кажется, изменилась. Почему понадобилось так много времени? Есть ли сомнения в подлинности останков? Мешает ли вера научной работе? Об этом мы поговорили с членом Патриаршей комиссии по изучению результатов исследования останков, обнаруженных в 1991 и 2007 годах близ Екатеринбурга, антропологом, кандидатом биологических наук, замдиректора по науке Центра палеоэтнологических исследований, старшим научным сотрудником НИИ и Музея антропологии МГУ Денисом Пежемским.
Шифр патриарха Кирилла
— Можно ли сейчас уже точно сказать, что останки принадлежат Царской семье, или остались еще сомнения?
— Сомнения есть у того, кто далек от экспертиз или не доверяет данным науки. Проведена настолько комплексная и разносторонняя работа, что фактически не осталось неосвещенных аспектов идентификации «Екатеринбургских останков».
Я отвечаю только за раздел, который называется «биолого-антропологическая экспертиза» — это экспертная работа с черепами, скелетными останками, отчасти с зубами.
Большой блок работ проведен судебно-медицинскими экспертами, которые анализировали травмы, патологии, следы пулевых воздействий.
Отдельно стоит огромный блок молекулярно-генетических экспертиз, впервые проведенных с такой тщательной фиксацией и в настолько сложно поставленном эксперименте. Все образцы отбирались мною как специалистом по скелетной системе. Каждый элемент забора образца всесторонне документировался — видео, фото, письменные акты. За каждый образец — в отличие от первой волны экспертиз, где не очень хорошо была поставлена работа, — мы отвечаем.
Пакет образцов, который шел на генетическую экспертизу, состоял из элементов скелетов девяти человек, найденных в могильной яме в коллективном захоронении в Поросенковом Логу; двух индивидов, которые были найдены в 2007 году в кострищах после попытки сожжения (осталась часть костей, пригодных для проведения генетического анализа); элементов скелета государя императора Александра III, которые были включены в качестве ключевого тестирующего образца; смывов крови с рубашки тогда еще цесаревича Николая II, который получил ранение в Японии; фоновых образцов того же времени, костной ткани того же возраста — скелетов жертв красного террора, найденных в Петропавловской крепости, достоверно не родственников Романовых, останки которых хранились в похожих почвенных условиях (хотя тонкая биохимия почв в Екатеринбурге и Петербурге наверняка разная, но температурно-влажностные воздействия на костную ткань примерно одинаковые); образцов скелетов русских дворянских династий, которые точно никак не связаны с Романовыми — для контроля.
Все эти образцы были определенным образом зашифрованы, так что даже мне потом были неизвестны номера. А затем их перешифровал лично патриарх Кирилл, так как на нем была конечная ответственность, он должен был быть уверен, что нет никакого человеческого фактора, подлога, что никто не может вмешаться в процесс установления истины. Ключ от шифра хранился только у него, пока не были получены результаты.
— Где проводилась генетическая экспертиза?
— Лаборатории, в которые мы обратились по линии Патриаршей комиссии, передали останки в лучшие западные генетические лаборатории, которые сами не знали, с чем они работают. Они получили лишь пул образцов, на котором было указано: «Представители русских аристократических фамилий». Лишь через год они сами догадались по полученным последовательностям, что это какая-то история, связанная с Романовыми. Но чистота эксперимента была максимальной.
В итоге мы должны были получить генеалогическую стемму — такую схему, на которой будет видна связь между людьми, чьи останки изучались.
То есть образец такой-то — это отец, образец такой-то — мать, номер такой-то — это их сын, номера такие-то — дочери… Схема была получена в обеих лабораториях, и она совпала с тем, с чем должна была совпасть в случае, если «Екатеринбургские останки» принадлежат членам императорской фамилии, здесь вопрос закрылся.
Но даже если бы никакой молекулярно-генетической экспертизы не существовало, и такой эксперимент был бы невозможен, антропологических данных было бы достаточно, чтобы на современном этапе с высокой степенью вероятности — достаточной, чтобы вопрос больше не поднимался, — доказать принадлежность останков семье Романовых. У нас есть пол и возраст индивидов, у нас есть индивидуальные особенности.
— Например?
— Ключевые — это своеобразное строение лицевого скелета черепа № 4, оно хорошо соотносится с детскими и юношескими фотографиями государя императора. Речь идет о средней части лица, морфологическая специфика которого была позднее закрыта усами и бородой, на поздних фотографиях этого не видно. Далее — особенность строения верхней челюсти доктора Боткина, очень своеобразное строение лица Алоизия Труппа (камер-лакея Николая II, этнического латыша), морфология которого уводит нас в скандинавско-прибалтийский регион, и, конечно же, след от удара катаной, который цесаревич Николай получил во время покушения в Оцу в 1891 году. Пока недоставало останков, обнаруженных в 2007 году, оставались вопросы. Теперь мы знаем, что там были кремированы молодая девушка и подросток, возраст которого совпадает с возрастом цесаревича Алексея. Этих деталей вполне достаточно, чтобы развеять все сомнения.
— А в заграничные лаборатории отправлялись сами кости или только какие-то образцы?
— Сами кости. И весь цикл экспертизы проведен полностью там, включая первичную очистку и экстракцию ДНК.
Человеческое тело горит очень долго
— Останки были извлечены в 1991 году — более 30 лет назад. Все это время РПЦ не признает их принадлежность Царской семье. Что изменилось в последнее время? Будет ли в ближайшее время принято финальное решение?
— Я не вхожу в управление Русской Православной Церковью и не могу давать комментариев на эту тему. Скажу только, что был определенный список вопросов от митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия. Они прозвучали тогда же, в 90-е годы. На часть этих вопросов эксперты ответили сразу, но ответили настолько неубедительно, что они, по сути, оставались актуальными. Сейчас получены окончательные ответы. Большая часть сомнений касалась исторической экспертизы, здесь я не специалист, не смогу осветить этот вопрос как следует. Но все, что касалось биолого-антропологических и молекулярно-генетических вопросов, прояснилось. Ранее ситуация выглядела как отсутствие диалога между обществом, включая Церковь, и наукой. Мы сделали все, чтобы этот диалог был максимально открытым и подробным.
— Вы человек православный. Не мешало ли это обстоятельство в работе, нет ли конфликта между ученым и православным?
— Мне было очень легко работать, потому что большую часть времени я не верил, что «это они». К работе я приступил, будучи человеком, который не доверяет первой экспертизе. И в этом состоянии находился 12–15 лет, мне казалось, что работа недоделана, что подходы — и общетеоретический и практический — вызывают сомнения. Мне как специалисту было понятно, что делалось, но непонятно — почему это делалось именно так. А большинству наших соотечественников было даже непонятно, что вообще произошло, разъяснений было очень мало. Опубликованный в сборнике «Покаяние» текст о первой экспертизе, несмотря на свой объем, оказался для неспециалистов бессмысленным. А у специалистов он вызывает много вопросов.
— Почему ваше отношение в итоге так радикально изменилось, ведь вряд ли антропология совершила какой-то прорыв за это время.
— Наука развивается! И у меня есть яркий пример, иллюстрирующий ее развитие. При первой экспертизе Виктор Николаевич Звягин, замечательный судмедэксперт, получил данные о длине тел жертв по одежде. Из этих данных он вычислил, какого роста должен быть государь. Потом он по костям скелета № 4 получил результат, который не совпадал с выводами самого же Звягина, сделанным на основании изучения одежды. И так это и было опубликовано. Любой человек со средним школьным образованием или даже начальным, который разбирает цифры, видит, что в таблице «по одежде» одна цифра, «по костям» — другая. Возникает вопрос: почему меня пытаются убедить, что это один и тот же человек? И этот момент так и остался без объяснений.
Так получилось, что темой моей диссертации на соискание степени кандидата биологических наук стала изменчивость длинных костей скелета человека в связи с реконструкцией признаков телосложения, в том числе — длины тела. Я показал, что модели использования формул для вычисления роста, которые были приняты, были построены неверно, без знания некоторых особенностей. В этой работе я предложил другой метод, который защитил в 2011 году. А через пять лет применил этот метод при изучении «Екатеринбургских останков» и получил цифры, которые совпали с цифрами «по одежде».
И молекулярно-генетические методы тоже значительно изменились, позволили получить несомненные результаты.
Но все же, приступая к работе, я был настроен скептически. Пару лет перебирал все имевшиеся факты, пытался получить другой результат. К тому же мне не хватало данных. Во-первых, мы ждали окончания исторической экспертизы; во-вторых, продолжали обсчитывать данные по кремациям человеческих тел на открытом воздухе, которые были нами получены в Индии…
— Вы специально поехали в Индию изучать кремацию человеческих останков?
— Да. Мы должны были ответить на вопрос: можно ли было сжечь 11 тел в районе Ганиной Ямы в Екатеринбурге в условиях лета 1918 года. Для этого нам были нужны данные о сгорании человеческого тела на открытом воздухе. Количество случаев должно было быть большим, а условия горения идеальными: максимально сухой климат, максимально сухие теплоемкие дрова. Необходимо было также разнообразие размеров тел, пола, возраста.
В Индии мы воспользовались идеальными — как я их называю, нулевыми — условиями, от которых можно отталкиваться при любых расчетах. Так мы узнали, что человеческое тело на открытом воздухе горит от шести до десяти, а иногда и до 12 часов, если лежит одно, а если их несколько — то еще дольше. Никакие жидкие горючие вещества это время не сокращают, они мгновенно прогорают. Чтобы тело сгорело полностью, эти вещества надо лить декалитрами. Поэтому для полного сгорания тел используется медленно горящее теплоемкое топливо — дрова, кизяк, причем в больших объемах, 1,5–2 куба дров на человека. И весь процесс происходит долго, быстро человеческое тело не сгорит, только поджарится.
Поэтому мы убеждены, что для сжигания 11 тел необходимы были такие вырубки, которые бы совершенно точно были бы замечены. Они сожгли два тела, причем не до конца — видимо, собрали все дрова, какие только было можно в этом лесу, использовали горючие вещества — и все, на этом все и кончилось. К тому же, у них явно не было времени.
Поэтому наш ответ на изначальный вопрос однозначный: нет, сжечь 11 тел было нельзя, им нужно было бы слишком много времени и слишком много дров.
Критики ни разу не видели сами останки
— История про покушение на цесаревича Николая в Японии широко известна. Но какие у вас были источники, чтобы сравнить след, найденный на черепе спустя более 100 лет после удара, с последствиями покушения 1891 года? Оно было задокументировано? Почему первое расследование не обнаружило этот след?
— Источники у нас такие. Во-первых, следы от двух ударов катаны на котелке цесаревича Николая, он сохранился. Мы также знаем, куда пришлись удары, по фотографиям, сделанным в Японии. Второе — врачебное описание первого осмотра, в котором зафиксировано, что удары не просто рассекли кожу, а было серьезное воздействие на костную ткань, даже с отсечением фрагмента, его размер зафиксирован. И третий источник — это сам череп. Почему след от удара не был обнаружен ранее? Вероятно, потому что предыдущие эксперты искали его гораздо ниже, в области виска, где костные ткани уже были разрушены под воздействием кислотности почвы. Возможно, сказался мой опыт работы с останками не самой лучшей сохранности.
— Есть ли критики у вашей позиции?
— Критики есть, но я не могу сейчас подробно рассматривать их аргументы. Может показаться, что я ухожу от дискуссии, не отвечаю на вопросы — потому что я не посещаю конференции, на которых доказывают, что «это не Романовы». Я этого не делаю, потому что ни один из так называемых критиков не имел собственной экспертизы этих останков, просто не видел их. Все, что делается, — делается по иллюстрациям невысокого качества, фотоналожением черепов на фотографии в непонятных ракурсах и с низким разрешением. Если они хотят провести экспертизу в третий раз — никто не против, пусть работает следующая группа, пусть доказывает, что мы неправы. И вот тогда я буду отвечать на их письма, начну ходить на конференции. Тогда это будет научная дискуссия, а не разбор домыслов.
— Будут ли опубликованы научные статьи с результатами ваших исследований?
— Безусловно, будут. Часть из них уже готова к печати. Просто мы понимаем, насколько эта экспертиза важна для общества, и готовы открывать некоторые данные, не дожидаясь публикаций. А вообще они будут изданы в ближайшие пару лет. И после этого, надеюсь, выйдет итоговый том — менее научный, более популярный, чтобы самые разные представители общества, в том числе неподготовленные, смогли составить свое мнение.
