Впервые с 2003 года число фракций в Государственной думе России увеличилось — теперь в российском парламенте пять политических партий. Новичком стали «Новые люди» — партия бизнесмена, основателя Faberlic Алексея Нечаева.
Рефлексируя после выборов, кремлевские эксперты были единодушны: появление в Госдуме «Новых людей» — это удовлетворение запроса россиян на обновление. Но так ли это на самом деле? В Думе «Новые люди» если и позволяют себе резкие комментарии, то делают это пока весьма осторожно: президента, правительство, коллег из «Единой России» не критикуют, протестно не голосуют.
Еще на этапе создания партии СМИ публиковали информацию о том, что за появлением «Новых людей» может стоять первый замглавы администрации президента Сергей Кириенко. Впрочем, сам Нечаев это всегда отрицает. Политик утверждает, что вместе с юристами просто собрал нужный пакет документов, просто принес его в Минюст, а ведомство просто зарегистрировало «Новых людей».
Зачем «Новые люди» «поощряют» правительство, почему Нечаев голосовал за Путина на президентских выборах, но не голосовал за его «обнуление», что связывает «Новых людей» и администрацию президента, а Нечаева — с Кириенко, — об этом и не только в интервью лидера НЛ Алексея Нечаева Znak.com.
«Просто депутатом быть не хотел. Думаю, мало кто хочет»
— Какую задачу вы для себя решаете, став депутатом Госдумы?
— Я не хотел быть просто депутатом Госдумы, я хотел [создать] фракцию в Госдуме.
— Но все-таки стали [депутатом].
— Отдельным депутатом не пошел бы. А фракция может поднимать те вопросы, которые встречают поддержку [у наших сторонников]. Например, наше предложение по закону об иностранных агентах. Даже та партия («Справедливая Россия». — Прим. Znak.com), которая раньше голосовала за этот закон, узнав нашу позицию, присоединяется [к внесению изменений].
В работе фракции есть «эффект повестки». Если мы что-то вносим, то это как минимум обсудят, а как максимум — примут. Насколько много [примут], узнаем. Даже если примут немного [из того, что мы предлагаем], то это стоит потраченных усилий и нашего внимания. Общество явно же сдвигается в «отставание», даже не общество, а страна. Мы отстаем от современности. Есть отрасли, где мы быстры и современны, например в гиперзвуковых ракетах, но в социальной жизни… Наше образование не современное, медицина не передовая.
Современность нужно продвигать. Это кто-то должен делать. И это делаем мы.
— Вы говорите: «депутатом быть не хотел». Но стали им. Вас заставили или попросили? Почему решение-то изменилось?
— Меня звали в депутаты, наверное, первый раз году в 2004-м.
— От «Единой России»?
— Нет, неважно. В 2016 году знакомые предприниматели звали в «Партию Роста». Но у меня не было ощущения, что они создадут фракцию. Поэтому депутатом мне быть никогда не хотелось. И думаю, мало кому хочется. Но быть в такой команде [как сейчас] — другая история.
«Мне было стыдно, когда депутаты стали учить Силуанова»
— Вскоре ГД будет рассматривать правительственный законопроект о введении QR-кодов. Как будет голосовать фракция «Новых людей»?
— Что касается закона о QR-кодах на транспорте, то решение нами принято. У нас было время поизучать эту тему, узнать, что думают об этом [предложении правительства] бизнес, авиаперевозчики. Наша фракция будет голосовать против.
— А законопроект о QR-кодах для посещения общественных мест?
2/3 россиян отрицательно относятся к введению QR-кодов для посещения общественных мест
— Во фракции идет большая полемика. Есть несколько линий дискуссии. Первая — нарушает ли это конституционные права граждан? Надо спрашивать Конституционный суд, но кажется, что нарушает, как минимум на грани нарушения. С другой стороны — по всему миру такие коды вводят. Вторая линия — несколько видных единороссов и членов правительства говорили, что QR-коды нужны для того, чтобы принудить к вакцинации. Но это так себе ухаживания. Третья линия — эпидемия закончится, а коды останутся? Есть такая пословица — нет ничего более постоянного, чем временное. Есть и по этому поводу настороженность.
— Вы до сих пор не приняли решение или не хотите говорить о нем?
— На следующей неделе примем решение. Вы узнаете о нем во время пленарного заседания.
— Вы поддержали проект закона о бюджете России в первом чтении, отметив, что сделали это «с условием, что ко второму чтению [ваши] предложения и поправки учтут». Если посмотреть таблицы поправок, то девять поправок от вашей фракции были отклонены, две учтены частично и ни одной не было учтено полностью. То есть ваши условия не выполнили, но за проект бюджета во втором чтении ваша фракция все равно проголосовала единогласно. Как вы можете это объяснить?
— Легко могу объяснить. Там вот какая ситуация: у нас была поправка, которую отклонили, но почти аналогичную поправку внесли депутаты от ЕР, только источники финансирования были разные. Но суть-то поправки не меняется, дело-то сделано. Поэтому на самом деле [наших поправок] учли больше. Во-вторых, по целому ряду позиций, которые нам не нравились, мы получили достаточно толковые объяснения.
— В смысле вам не нравились положения бюджета какие-то, но вам объяснили, почему это хорошо, и вы согласились?
— Не то чтобы «хорошо», просто что-то реально, а что-то нет.
— Я задала этот вопрос, потому что 28 октября вы писали, что «Сардана Авксентьева предложила дать регионам больше финансовой самостоятельности и увеличить трансферты для субъектов Федерации». То есть вы показали, что вам в бюджете важно. Но те ваши поправки, которые были учтены даже частично, вообще не про это.
Мэр Якутска Сардана Авксентьева — о симпатиях к Навальному, поддержке Путина и сотрудничестве с «ЕР»
— Мы пришли в Думу в октябре. Первое и второе чтение бюджета прошли за 1,5 месяца. Нам и бюджетный комитет, и правительство говорят «То, что вы обсуждаете, требует огромного времени». Нам им что говорить? Что мы будем [голосовать] против [проекта закона о бюджете]? К нам будут относиться как к людям, которым важен хайп. А нам нужно время на адаптацию, потому что мы хотим заниматься реальной работой.
— У вас есть три кнопки для голосования. Если вам не хватило времени разобраться в бюджете, вы вполне могли воздержаться от голосования.
— Мы увидели, что правительство, прежде всего Минфин и Антон Силуанов, выстраивают диалог с парламентом и нашей фракцией в частности. Я увидел, что это люди, которые заинтересованы, чтобы [в стране] все было хорошо.
Знаете, мне даже пару раз было стыдно, когда депутаты Госдумы чуть раздухарились и начали учить Силуанова, который, вообще-то, не только сильный специалист, но и бывший вице-премьер: «Ну, как же, мол, правительство не понимает!». Вот этот жанр… Просто так себя не ведут. Нельзя себя вести неуважительно. Понятно, что кто-то привык отбиваться от челябинских бандитов…
— Так и думала, что вы про [Валерия] Гартунга.
— Я вижу, что диалог [с правительством] хороший, поэтому в каком-то виде эту диалоговую форму надо поддерживать. Мысль [Сарданы Авксентьевой] о том, что бюджетное выравнивание необходимо, слышат. На генеральном уровне ее слышат. А мы [в ответ] такие: «[От голосования] воздержимся!» Можно и так.
— Налаживаете коммуникации с правительством, значит.
— Это поощрение правительства за диалог с Думой. Есть люди, которые живут в логике обиженных «нас не слышат, мы назло всем отморозим уши». А есть вторая модель поведения: ты видишь, что тебя слышат, но в моменте не хватает инструментария. Я, например, вижу, что по большому налоговому маневру нам года два нужно. И совершенно неожиданные люди в «Единой России» эту идею поддерживают. Минфин увидел в этом рациональное зерно. Нужно время, чтобы выстроить совместную работу.
— С думской трибуны вы заступились за ректора «Шанинки» Сергея Зуева. Назвали его арест «позором». Кому принадлежит идея этого выступления?
— Мне.
— Почему вам важно было заступиться за Зуева? В чем причина?
В Госдуме осудили преследование ректора «Шанинки»: «это просто позорно»
— Мы с ним разговаривали в жизни раза два, и я много о нем слышал. У нас общие знакомые и учителя, Зуев — большой товарищ по социальному капиталу, схожие представления о том, какой должна быть Россия. То, что он человек честный, вообще не вызывает никаких сомнений. У него безупречная репутация.
— Вы назвали арест Зуева «позором», раскритиковали «дисбаланс в системе силовых органов и образования», а после вами что-то было сделано, не сказано, а именно сделано?
— Было именно что-то сделано по нескольким линиям.
— Что? Может, вы обращались к президенту, главе СКР, СПЧ?
— Ваша цель — взять интервью, а моя, чтобы Сергей Зуев вышел на свободу. Одно другому мешает чуть-чуть.
— По каким линиям «что-то было сделано»?
— Могу сказать, но не хочу.
«В Россию боятся инвестировать — здесь все отнимут»
— Вы говорили, что «в том, что экономика не растет, виноват не Центробанк, а административное и силовое давление на производителей и потребителей». Вот Центробанк — это вполне себе понятная структура с руководством и сотрудниками, а «административное и силовое давление» — это абстрактное словосочетание. Вы можете конкретно сказать, кто виноват? Кто-то же у нас в стране за рост экономики все-таки отвечает.
— Когда ругают Центробанк за инфляцию, то надо понимать, что у инфляции есть импортный характер. Если что-то и работает против инфляции, то это конкурентные рынки. Есть целый ряд секторов экономики, где цены не выросли. Что развивает конкуренцию? Инвестиции. А что убивает инвестиции? Административное и силовое давление. Такая логика.
— Мой вопрос в другом. ЦБ — это конкретная структура, с конкретным руководителем. А силовое и административное давление — это абстрактное словосочетание. Все равно есть тот или те, кто отвечает за развитие экономики в России, у него или у них есть имена. Вы можете их назвать?
— Вы считаете, что у каждой проблемы в России есть имя и отчество?
— Есть люди, которые курируют развитие экономики в России, у них есть имена, и они ответственны за результат.
— Все чуть сложнее. У ЦБ и Минфина есть свой мандат. А когда мы говорим о «силовом давлении», то у кого здесь мандат? Я затрудняюсь ответить.
— Вы больше 20 лет занимались бизнесом. Можете сформулировать, с какими главными проблемами сталкиваются предприниматели в России? Топ-3 главных проблем.
— Первая и самая большая проблема — в мотивации инвестировать в Россию. Нельзя растить экономику, не наращивая добавленную стоимость. Что такое ВВП? Это механическая сумма всех добавленных стоимостей всех компаний всех отраслей. И эта сумма рождается из инвестиций. А в Россию боятся инвестировать, потому что боятся, что здесь все отнимут.
Вторая проблема — отсутствует рост экономики в России. В нерастущей экономике, где есть инфляция, люди беднеют. И я вижу, как каждый год покупатель беднеет. И если бизнесмен делает хорошую продукцию в России, то ему российского рынка мало. Расти бизнесу в России невозможно, потому что у людей нет денег, и их все меньше и меньше.
Третья проблема — рынок в России маленький. Россия — 1,2% мирового ВВП. Здесь некуда продавать, не только потому, что люди бедные, самих людей мало. В этом смысле без экспорта российскому бизнесу — смерть. Например, 10 лет назад, не знаю, как сейчас, сотрудникам Loreal, которые приехали из Франции работать в Россию, всю их зарплату в компании возмещал французский бюджет. Прикольно? Французская торгово-промышленная палата своему бизнесу будет помогать, будет партнером. А наша ТПП либо не представлена в какой-то стране, либо она есть, но толку от нее нет. В России нет экспортной культуры, нет экспортной поддержки.
«Новые люди» — не оппозиция
— «Наши думские коллеги из партии большинства говорят, что оппозиция должна быть лучше, чем они, чтобы стать реальной альтернативой. Согласен», — писали вы в своем телеграм-канале. «Новые люди» уже сейчас лучше «Единой России»?
— Да, конечно, мы лучше. Но тут я не беспристрастен. У нас, знаете, кто голоса считает, того партия и побеждает. Я вижу, как ко мне подходят депутаты из партии большинства, говорят: «Алексей, ты все правильно сказал», я прошу поддержать [наши инициативы], а в ответ «Ну, ты же понимаешь… Мы не можем». А я не понимаю!
— А в чем НЛ лучше ЕР?
— Мы живые. Этого достаточно.
— Вы говорите, что «преследовать инакомыслящих нельзя, какими бы благими целями это ни оправдывалось». Скажите, отношение российской власти к оппозиции в таком случае вы скорее поддерживаете или нет?
— Преследовать инакомыслие вредно. Но при этом не всякий инакомыслящий готов быть в диалоге, есть те, кто обижается, истерит. Если российская власть кого-то преследует, то всегда под этим есть протокол — за что. И там, где протокол вообще ни на что не похож, например как в законе об иноагентах, то мы выступаем против.
— В России вообще есть оппозиция? Кого бы вы назвали оппозицией?
— Есть западное понимание оппозиции — это те, кто не у власти. В парламенте Германии есть разные силы, которые между собой сотрудничают, а есть одна сила, у которой 10% мест, но с ней не сотрудничает никто, они в изоляции.
— Мы же про Россию.
— В России оппозиция — это не те, кто не у власти, это те, кто против власти. В России это такие «нехочухи». Одни говорят, что надо вернуть СССР, другие за «прекрасную Россию будущего, где не будет коррупции, но не ясно, что будет еще».
В российском смысле слова «Новые люди» — не оппозиция, мы альтернатива. Мы не против власти, но мы собираемся ее сменить, конечно.
— Как вы относитесь к Алексею Навальному?
— Я для себя решил, что публично и даже непублично выражать отношение к человеку, который сидит в тюрьме, не стоит.
— Из-за попадания в колонию Навальный не стал неприкасаемым, ведь он как был, так и остался политиком.
— Я не согласен с вами.
«Я голосовал за Путина»
— Вы говорите, что хотите сменить власть. А кого (или что) нужно сменить первым? Просто сменить, не в СИЗО отправить, не на плаху, просто.
— Если вы хотите реально сменить власть, то надо гарантировать людям у власти безопасность [после их ухода].
— То есть вы поддерживаете закон о пожизненной неприкосновенности для Путина и Медведева?
— Чем ближе к возможности обновления власти, тем больше я бы поддержал голосование за такой закон.
— По вашим ощущениям, мы к обновлению власти близки?
— Нет, я не считаю, что мы к этому близки. В 2036 году, думаю, могут быть какие-то изменения.
— Я все-таки верну вас к вопросу: кого же или что же первым следовало бы сменить в России?
— Я считаю, что сейчас, если в России что-то, не дай бог, или для кого-то, к счастью, поменяется, то общество не будет готово к содержательному описанию того, какую Россию хочет. Это похоже на 80-е годы СССР. Мы сегодня имеем оппозицию, которой ничего доверить нельзя. Покажите мне кого-нибудь в оппозиции, кто что-нибудь бы сделал. Не обязательно хорошего или плохого.
— А на президентских выборах в 2018 году вы за кого голосовали?
— А зачем мы это обсуждаем? Я голосовал за [Владимира] Путина.
— А по поправкам к Конституции голосовали за или против?
— Я не ходил голосовать.
— Почему?
— Первое — я считал, что мое участие в голосовании мало на что влияет. Второе — мне не очень нравится голосовать за комплексный обед. Там 70 поправок, часть из них нормальные, часть очень хорошие, часть мне не нравится.
— Какие поправки не понравились?
— (Смеется.)
— Ну хотя бы одну назовите, которая не нравится.
— (Молчит.)
— Обнуление [президентских сроков]?
— В частности.
— А почему не нравится обнуление?
— Я за то, чтобы было обновление. Я считаю, что кто-то (Валентина Терешкова. — Прим. Znak.com), какие-то люди [во власти] хотели угодить, понравиться президенту. Плохо, когда говорят, что нет Путина — нет России. Мне кажется, сам Путин с юмором к этому относится.
— Так говорил [спикер Госдумы Вячеслав] Володин.
— Догадываюсь, кто мог это сказать.
— Президент же мог не поддержать обнуление.
— А зачем отказываться? Ну, если люди хотят, чего отказываться.
— А почему вы тогда не голосовали против, если вам обнуление не нравится?
— Мне не нравится эстетика, в которой это было сделано.
— Ну, вышла бы не [Валентина] Терешкова с этой идеей, а сам Путин, эстетически было бы нормально?
— Уверен, Путин бы никогда такого не предложил.
«Я с большим интересом отношусь к Кириенко»
— Давайте вернемся к оппозиции или, в вашем случае, «альтернативной партии». Скажите, уместно ли, допустимо ли сотрудничество так называемой альтернативной партий с администрацией президента?
— Какое сотрудничество? Общение? Когда Владимир Путин собирал всех депутатов, там в Кремле были представители АП, это нормально.
— В 2010 году вы создали экологическое движение «ЭКА» и стали его основным спонсором. Руководила этим проектом Марина Кокорина (Задемидькова) — бывший федеральный комиссар движения «Наши». И этот факт ярко демонстрирует вашу тогдашнюю близость к президентской администрации. Сейчас ситуация та же? Вы и АП все так же близки?
— Вы думаете, что в 2010 году администрация президента была как-то связана с движением «Наши»? Там уже что-то другое происходило, думаю.
— Как часто вы общаетесь с Сергеем Владиленовичем Кириенко?
— Мы вместе присутствовали на общих больших мероприятиях, два или три раза.
— Когда последний раз?
— Вот когда он был на встрече Путина с депутатами 12 октября. Он тогда прошел, мы поздоровались, поговорили. Вот оно огромное, мощное общение с Сергеем Владиленовичем. (Смеется.)
— Какие между ваши отношения?
— Никаких. Ну, какие отношения? У нас с вами какие отношения? Мы видимся первый раз.
— Мы видимся первый раз, да. А Кириенко вы явно не первый раз тогда видели.
— Это был не первый раз, да. Наверное, третий раз в жизни.
— Тогда вы можете сказать, какие между вами взаимоотношения.
— Отношения двое людей должны характеризовать.
— Вы со своей стороны можете это сделать.
— Я с большим интересом отношусь к Сергею Владиленовичу. А как он ко мне относится, я не знаю, никогда не спрашивал.
