Информационная канонада о вероятной войне между Россией и Украиной к концу января 2022 года достигла своего пика, обрушив фондовые рынки обеих стран. Соцсети завалены видео с военной техникой в районе границ. Россия начала наращивать военное присутствие на своих западных рубежах, Украина — на востоке около Донбасса, где военные действия идут с 2014 года и теперь ждут новой агрессии.
Эскалация напряженности привела к паническим предвоенным настроениям на Украине. Западные политики и СМИ говорят, что истерический атмосферный фронт дошел и до российских регионов. Znak.com решил выяснить, как на самом деле обстоят дела в приграничной части России рядом с Украиной, и увидел людей, которых больше беспокоит обнищание, чем война.
Внезапно командировка обернулась столкновением с ФСБ. Сотрудники погранслужбы задержали автора этого текста, корреспондента Znak.com Игната Бакина, а также специального корреспондента «Медузы» (включена в реестр СМИ-иноагентов) Глеба Голода и фотографа издания «Блокнот-Ростов» Александра Прохорцева, которые были с ним. Что удалось узнать у местных жителей и что понять про жизнь и работу на границе — в репортаже Znak.com.
«Помню, как девять гаубиц долбанут — в небе малиновые шары летят»
«Торговли никакой, никто ничего не хочет покупать… А что война? Ходят слухи, что она начнется после 20 февраля. Кто говорит? Да все говорят. Но нам плевать, потому что своих проблем хватает», — жалуется продавец промтоваров в селе Куйбышево (Ростовская область), которое находится на границе с самопровозглашенной Донецкой народной республикой (ДНР).
Туда в конце прошлой недели мы попали, уже объехав несколько населенных пунктов в западной части Ростовской области. Основной маршрут пролегал через Матвеев Курган, Алексеевку и Куйбышево. В отличие от Украины, — где анонсируют учения по гражданской обороне, формируются партизанские отряды, вооружаются даже пенсионеры, а женщин обязали встать на воинский учет, — на окраине России все выглядит спокойно. Буквально звенящая тишина и наплевательское отношение к внешнему негативному фону.
«Помню, тогда как девять гаубиц долбанут — в небе малиновые шары летят. Красиво и громко было», — вспоминает боевые действия 2014 года пожилой мужчина Александр — житель одного из полузаброшенных сел на границе, переехавший в Россию с Донбасса четверть века назад. По его словам, во время атак снаряды долетали до населенного пункта: один из них перелетел через село, другой угодил в гору поблизости, а еще в небе был сбит украинский самолет. Ополченцы отлавливали в окрестностях «бандеровцев».
«А сейчас все тихо, обыденно, несмотря на новости по ТВ. Нас охраняют пограничники, каждый день ездят через село. Взрывы и стрельба лишь эхом доносятся. До нас война не дойдет. Потому что фронт сейчас на удалении 100 километров», — описывает Александр ситуацию, разговаривая с нами на улице с символичным названием — Мира.
Он рассказывает, что в Донбасс каждую неделю по четвергам идут гуманитарные конвои. Его родственники из ДНР сообщают, что у них тоже все спокойно. «Многие там уже получили российские паспорта. Так что какие вообще разговоры о присоединении ДНР и ЛНР? Они фактически уже с нами», — добавляет мужчина.
Мимо проезжает женщина на велосипеде. Представляется Оксаной. Жалуется, что магазин и медпункт в селе давно не работают. За медицинский помощью приходится ездить в Матвеев Курган или вызывать скорую помощь, которую ждать минимум 40 минут. Продукты им привозят по пятницам на грузовой машине. «В селе около 100 человек. В основном пенсионеры, которые доживают свой век. Военных не видно, оружие из-за негативных новостей никто не покупает, бомбоубежища не строят», — говорит жительница.
На соседней улице около околицы курит мужчина в бушлате. Приехал из Таганрога. Как и другие селяне, не ощущает каких-то изменений в жизни и угрозы войны. Фотографироваться отказывается, потому что «выглядит как палестинец».
«Война физическая никому не нужна. Все упирается в деньги»
В селе Алексеевка заходим в местную администрацию и сталкиваемся в коридоре с главой — Еленой Немашкаловой. Она наотрез отказывается говорить с нами, а уже на выходе бросает фразу: «Вы же понимаете, что не уедете отсюда просто так?», фотографирует наши удостоверения и хлопает дверью.
Возле магазина — скопление людей. Мужчина с помятым после ночного застолья лицом вспоминает, что в 2014–2015 годах из-за военных действий в Донбассе было немало людей, кто продал свои дома в Алексеевке, собрал вещи и уехал жить подальше от границы, потому что «было реально страшно». Сейчас времена куда спокойнее, констатирует он.
Его товарищ, поддерживая разговор, вспоминает, что восемь лет назад было много «безбашенных чудиков», решивших отправиться на войну. Это были не только молодые люди. Как-то по дороге в сторону Донбасса он встретил старика с рюкзачком, который решил стал ополченцем.
«Но вообще война физическая никому не нужна. Сейчас идет война биологическая! Все упирается в деньги», — неожиданно выдает стоящая рядом женщина. По ее наблюдениям, жизнь в Донбассе идет своим чередом. Такой вывод она сделала в том числе из-за дорогих автомобилей, которые регулярно везут на автовозах через Алексеевку в сторону Украины.
Нам советуют отправиться в Куйбышево, потому что «здесь ловить нечего, а там „Грады“ херачат». «Я неделю назад там на рыбалке был, водку пил. Рыбалка была никакая, зато „Грады“ не умолкали: „бу-бу-бу-бу-та-та-та“. Еще подумал, им что, снаряды девять некуда? Местные утверждают, что проходят учения. Там полигон какой-то», — говорит один из собеседников.
«Запретная зона». Начало
Последовав совету местных, приезжаем в Куйбышево, где в наши планы вмешивается погранслужба ФСБ. Поговорив с продавцом в магазине промтоваров, мы делаем остановку рядом с торговой площадью и выходим из машины. Через дорогу тормозит внедорожник — из него выбегают двое мужчин в форме, представляются сотрудниками погранслужбы ФСБ. Просят показать паспорта и проследовать за ними. Повинуемся. На этом рабочая часть командировки фактически окончена.
Всего в здании отделения погранслужбы ФСБ мы провели около шести часов, хотя сразу после задержания казалось, что нас быстро отпустят со штрафами. Претензии пограничников были связаны с тем, что мы работали в пограничной зоне без спецпропусков (наказание — штраф до 1 тыс. рублей по статье 18.2 КоАП).
Приграничная зона, в которую нужен спецпропуск, — это пять километров до границы. При этом есть определенные запреты и правила для фото- и видеосъемки, которые распространяются на 50-километровую приграничную полосу. Дорожных указателей о въезде в зону, которые бы бросались в глаза водителям, — нет. Специальных постов ДПС — нет. Поэтому приходится мерять километры до границы в навигаторе, на глаз.
Как жителей Донбасса подвозили автобусами голосовать в Ростовской области на выборах в Госдуму. Репортаж
В нашем случае злую шутку сыграла извилистая линия границы. В протоколе место задержания потом будет описано очень точно — в 4650 метрах от госграницы и в 3200 метрах от здания погранслужбы ФСБ (при этом почему-то указаны разные части статьи 18.2 КоАП).
Никто из нас, конечно, не хотел нарушать закон, и столкновение с пограничниками стало неожиданностью отчасти из-за того, что еще в прошлом сентябре мы работали буквально на той же самой территории без всяких проблем — тогда писали репортажи о том, как донбассовцев, получивших российские паспорта, автобусами свозили в Ростовскую область голосовать на выборах Госдумы. Никто тогда не спрашивал у журналистов спецпропуска, и в целом царила праздничная расслабленная атмосфера.
«Ну какие мы шпионы?»
В отделении погранслужбы ФСБ нам запрещают пользоваться телефонами — «режимный объект». Сначала «пробивают» по всем доступным базам силовиков, просят написать объяснительные. Затем мы по очереди начинаем ходить на опросы (больше напоминающие допросы), каждый длится больше часа.
Под личные беседы выделен отдельный кабинет. Там встречает молодой оперативник из Ростова-на-Дону (как позже выяснилось — в звании майора) в гражданской одежде. На подоконник он ставит видеокамеру и начинает постепенно заполнять бумаги. «Кто руководил группой?», «Цель вашего визита в Куйбышевский район?», «Сведения какого характера хотели получить у местного населения?», «Какие населенные пункты посетили, покажите на карте?». Череда таких вопросов пугала. Ну какие мы шпионы? На нашем автомобиле — непривычные для юга России броские свердловские госномера, на улицах мы работали открыто, показывали редакционные удостоверения, вежливо общались с людьми на общие темы.
Вопросы касались не только этой командировки. У меня спрашивали про организацию работы в редакции, о прошлых репортажах — например, о жизни Кущевки после массового убийства и работе археологов в рамках расследования уголовных дел о геноциде во время Великой Отечественной войны.
Отдельно обсуждали поездки за границу. При заполнении бумаг оперативник указал точные даты моего путешествия в Англию, хотя я их не называл. Ответом на мое удивление была ухмылка. Были вопросы и на более широкие темы: о журналистике в России, деятельности Юрия Дудя и «Редакции» Алексея Пивоварова, а еще о барах, которые нравятся в Ростове-на-Дону (по некоторым у нас сошлись интересы), о литературе и написанных в Кирове моим отцом книгах.
Продолжая сглаживать углы, сотрудники ФСБ вдобавок обсуждали с нами упадок российского кинематографа, нехватку таких режиссеров, как Алексей Балабанов. В ответ хотелось сказать об упадке вообще всего в России, за исключением армии и зарплат чиновников, но сдерживались.
В эмоциональном смысле беседа шла волнообразно: в одном вопросе оперативник мог поднажать, следом ослаблял хватку и кардинально менял тему разговора. Иногда в кабинет заходил еще один оперативник, который, казалось, играл роль «злого полицейского», — он был строже и как будто пытался меня на чем-то подловить. Беседа вымотала: многие вещи пришлось повторять не раз.
Извинения
Позже мы восстановим цепочку тревожных событий: первоисточником, сообщившим о задержании журналистов, стал анонимный телеграм-канал «Че по Ростову?», где публикуют эксклюзивы по информации источников в силовых структурах. Там говорилось, что мы якобы «опрашивали местных жителей о наличии и перемещении российских войск» рядом с границей с Украиной.
Эта новость быстро облетела федеральные СМИ и, кажется, затмила назначенную на тот же день пресс-конференцию ростовского губернатора Василия Голубева.
Краски сгущались, в разговорах с оперативниками начали всплывать фразы про уголовные дела. Они заявили, что им придется проверить появившуюся информацию. При этом удивляла скорость, с которой сведения о нашем задержании дошли до администраторов телеграм-канала: данные были слиты вскоре после поступления в Ростов-на-Дону по оперативным каналам ФСБ.
Непроизвольно в голове стали всплывать картинки пыток, о которых мы знаем из-за резонансных уголовных дел последнего времени. Впрочем, надо отдать должное чекистам, никаких прямых угроз не было, силу к нам не применяли, а посмотрев сделанные во время командировки фотографии, они убедились, что за военной техникой мы не охотились.
Спустя несколько мучительных часов стало понятно, что нас оштрафуют на 500 рублей по статье 18.2 КоАП. Помимо административных протоколов пограничники распечатали огромную кипу бумаг, которые нужно было подписать (обязательства о неразглашении информации среди них не было).
И тут случилось неожиданное: начальник управления зашел в кабинет и принес извинения. Он сообщил, что поскольку такое правонарушение у нас впервые, будет вынесено предупреждение. Документы пришлось исправлять и печатать снова. Проведенное в погранслужбе время уже казалось вечностью. Что повлияло на окончательное решение по делу — общественный резонанс, звонки юристов в ростовское ФСБ или все это вместе — остается загадкой.
Уже под конец общения с пограничниками выяснилось, что мы вообще могли избежать задержания. В момент встречи силовики были на обычном гражданском автомобиле без опознавательных знаков. На вопрос, если бы мы были в движении, «подрезать же не стали бы?», они ответили: скорее всего «вас бы пронесло» [читай — не задержали].
На прощание нам повторили о необходимости оформления спецпропусков для посещения приграничной зоны и пожелали удачи. Выезжали из «запретной территории» под конвоем — в сопровождении полицейской машины. Ночевали в Таганроге и, по понятным причинам, на следующий день не стали продолжать работу на границе.
«Устали от того, что показывают телеканалы»
Из последних опрошенных на диктофоне остались трое жителей Таганрога. Таксист на вопросы об угрозе войны лишь усмехнулся, сказал, что ему нет до этого никакого дела. Еще два респондента — сотрудница детского сада и работница Дома культуры — признались, что в последнее время боятся смотреть телевизор, потому что там «одна жуть».
«Как ни включишь — кадры с наручниками, аресты постоянные, убийства. Все разговоры только про Украину, США и Ближний Восток. Мы устали уже от того, что показывают телеканалы. О наших проблемах они почему-то молчат. Вот у меня зарплата 18 тыс. рублей в детском садике. Как вы думаете, можно вообще на такие деньги прожить месяц? Приходится подрабатывать», — сказала одна женщина.
Ростовский суд опубликовал приговор с подтверждением присутствия военных РФ в Донбассе
Вторая добавила, что войны с Украиной никто не хочет, но «история показывает, что мнение народа обычно никто не слушает и все решается тайно в Кремле». «У нас ничего не меняется, только цены растут. Если будет война, еще сильнее поднимутся», — предчувствует она и с горечью вздыхает.
В Ростове-на-Дону и ростовском Донецке, который находится на границе с ДНР и ЛНР — такие же настроения. Люди на фоне общего обнищания вынуждены гадать, чем закончатся переговоры политиков на высшем уровне. Опрошенные Znak.com жители этих городов разделились во мнениях: часть верит, что полномасштабной войны не будет; другие считают, что военные действия все же начнутся в ближайшее время в Донбассе и могут вырасти во что-то большее.
Что радует: на грани осязаемых военных действий встречается все меньше людей, «готовых повторить подвиги дедов» в годы Великой Отечественной войны. Но удручает, что меньшинство, стремящееся к войне, продолжает подпитывать российская пропаганда, у которой в последнее время окончательно размылись границы истинного патриотизма и пропало ощущение реальности.
