«Семья на учете не состояла и не состоит. Работа проводилась всеми службами системы профилактики», — этот комментарий, в котором два предложения исключают друг друга по смыслу, прислала администрация города Троицк, где на днях от рук отца погибла двухлетняя девочка. Такая позиция органов социальной защиты населения, а также сопричастных структур вроде аппарата уполномоченного по правам ребенка, комиссии по делам несовершеннолетних и прочих за последние две недели стоила жизни еще двоим маленьким детям: Виталику из Южноуральска и Юле из поселка Зауральский Еманжелинского района…
Дети продолжат умирать, потому что в стремлении максимально защитить институт материнства и детства государство забыло о двух простых вещах: контроле и ограничениях. Мы теперь не изымаем детей, потому что «мать никто не заменит», мы не проверяем, как расходуются пособия, потому что «повышаем демографию», мы считаем, что четверо детей и двое взрослых в барачной неблагоустроенной однушке или 18-летняя мать-одиночка, родившая первого ребенка в 15 лет, — это нормально, если «жалоб не было». Увы, мы настолько закрылись ширмами норм, что забыли, как их применять и для чего они созданы. Можно ли изменить тенденцию? Думаем, да. Где-то — снять пелену мнимого гуманизма, а где-то — жестко наказывать за бездействие.
Южноуральск
У Екатерины вторая группа инвалидности по психическому заболеванию. В 14 лет ее изнасиловали, и она родила ребенка. Он умер в два месяца, даже не получив свидетельства о рождении. Сейчас Екатерине — 31 год, и у нее до 27 января было трое детей: две дочки (9 лет и 7 месяцев) и трехлетний сын. Все — от разных мужчин. В графе «отец» в свидетельствах детей стоит прочерк. На каждого из детей женщина получала пособия как мать-одиночка, плюс пенсию по инвалидности и жилье от государства. Она выпивала с соседями, курила, воровала, материлась, оставляла детей одних. Все эти факты зафиксированы в официальных документах — уголовных делах, постановлениях об их прекращении, административных производствах. Семья Екатерины состояла на учете как находящаяся в опасном положении. На этом все. Главное — состояла. Дальше формальности: постучаться по графику в дверь барачной общаги, убедиться, что женщина дома и копировать-вставить фразы в отчетные документы: «в квартире порядок, дети чистые, продуктами питания обеспечены». Все. Искрит проводка? Не важно, чужая компетенция. Трехлетний мальчик постоянно гуляет по городу один и спит на дороге? Мать устала, ухаживая за младенцем, и уснула, и вообще, он спал на солнышке около дома. Сын не устроен в садик? Мать не успела, замоталась, исправится. Главное — она НЕ злоупотребляет спиртным и говорит, что любит детей. А потом — пожар. Матери, конечно, нет дома. Виталик погиб. Кто виноват?
Почему трагедия в многодетной семье на Урале, где погиб ребенок, была неизбежна. Репортаж
По гибели ребенка в Южноуральске возбудили два уголовных дела: по статье 109 УК РФ («Причинение смерти по неосторожности») и формально — части 2 статьи 293 УК РФ («Халатность, повлекшая по неосторожности смерть потерпевшего»). Почему формально? Потому что практически ни одно подобное дело по бездействию органов социальной защиты населения, из-за которого погиб ребенок, не доходило до суда.
Такие дела, если непосредственно смерть не связана с бездействием лица (например, акушерка не провела должную диагностику беременной и у нее умер ребенок) возбуждают, «чтобы Москва не ругалась». Реальной цели наказать конкретное должностное лицо или группу лиц за неисполнение или ненадлежащее исполнение своих обязанностей вследствие недобросовестного или небрежного отношения к службе, то есть службы по принципу «и так сойдет, ничего же не случилось», никто и не ставит. Обычно подобные дела прекращают за отсутствием состава преступления, опять же — по формальному признаку: семья же стояла на учете, ее посещали, проверяли… А потом случается новая трагедия.
Почему матери с тяжелым отклонением психики, которое сопровождается в том числе очень опасными проявлениями в виде внезапных приступов агрессии, позволили самостоятельно воспитывать детей? Почему дети постоянно оставались одни, не были устроены в садик, но их не изымали из семьи? Почему в конце концов в помещении, где жили дети, не были обеспечены безопасные условия проживания (тут особенно режет слух фраза из отчета соцслужб «в квартире порядок») в виде исправно работающих коммуникаций? Все это в совокупности и привело к тому, что «дети остались одни, случился пожар, один из них погиб».
Вам не кажется, что если бы чиновники относились к службе должным образом, то не допустили бы даже факта воспитания малолетних детей матерью с огромным бэкграундом проблем, причем как с психикой, так и с законом? Причем в данном случае стену формализма под видом мнимого гуманизма госорганов не смог пробить даже резонансный случай, когда Виталик спал на улице около дороги. Его сочли малозначительным, чтобы изымать детей.
Еманжелинск
Трехлетняя девочка погибла на пожаре в поселке Зауральский. Маме Владлене — 18 лет. Старшей дочке Юле в декабре исполнилось три года. Младшей Александре — 11 месяцев. Все — от разных отцов. Владлена живет самостоятельно в квартире, купленной на средства маткапитала. Никогда не работала, получает пособия на детей как мать-одиночка. 4 февраля она оставила детей дома смотреть телевизор и уехала в Еманжелинск на автобусе встречать своего очередного ухажера, с которым познакомилась в январе в соцсети, и он уже два раза гостил у нее дома. К слову, своим гостям (а новый приятель приехал с другом) девушка сказала, что оставила детей с соседкой, хотя никакой соседки не было. Когда все трое приехали в Зауральский, квартира была задымлена. Младшую дочь смогли вынести из квартиры, старшую не нашли, и она погибла. По предварительным данным, в квартире загорелся роутер.
Случайное стечение обстоятельств? Может быть. Но мы снова видим: семья характеризуется удовлетворительно, в управлении соцзащиты населения на учете не состоит, мать даже не состояла на учете в ПДН или на контроле участковых, так как не нарушала общественный порядок. В общем, для всех все нормально. Дети обуты, накормлены и девочка даже ходила в садик. Никакого бездействия.
Судя по всему, для соцслужб Еманжелинска считается нормальным, что девочка родила в 15 лет и не имеет намека на сожителя, который бы хотел стать ее мужем. Их не смущает, что в 17 лет она забеременела и родила второго ребенка.
Почему семью не взяли под патронаж, почему не приставили к молодой мамаше, у которой, понятное дело, в голове не дети, а мальчики, конкретного сотрудника социальной защиты для наблюдения? Почему не проверяли или не просили соседей быть внимательными и в случае тревожных сигналов сообщать куда надо, хотя бы — участковому. Главное — мать получала пособия. Пособия здесь ключевое слово, главное, что они были назначены, это укажут во всех отчетах, а как они расходуются и почему вчерашняя школьница рожает детей от разных мужчин, которых приводит домой, — не важно. Не будет важно даже тогда, когда произойдет трагедия. И если в случае с Южноуральском мы видим хотя бы попытку разобраться в бездействии соцслужб и предупредить таким образом другие случаи, то здесь ее нет, а молодая мать уже строчит посты в соцсетях о погибшей дочке, желая ей «мягких облачков». Ничего, она родит еще. И получит еще денег от государства. А такие же подружки посмотрят на нее и тоже родят себе детишек, за которых им будут платить каждый месяц.
Троицк
Маме Вике 25 лет, и у нее четверо детей. Старшему сыну семь лет, он ходит в первый класс, средним — четыре и пять лет, младшей дочке было два года. Все дети носят ее фамилию и ее отчество. Младшие дети детский сад не посещали. С семьей с 2016 года живет биологический отец трех младших детей. Он ранее судим за кражу и грабеж и состоит под административным надзорном с 2017 года.
Де юре — мужчина к детям никакого отношения не имеет, по документам их отцом он не является. За счет этого мать детей получает ежемесячно 45 тыс. рублей детских пособий как мать-одиночка.
Семья живет в однокомнатной квартире площадью 37 квадратных метров в доме барачного типа. Казалось бы — вот он типичный пример семьи из группы риска. Но нет. Снова во всех отчетах и, более того, в официальном комментарии пресс-службы администрации города: семья на учете не состояла и не состоит, фактов семейного неблагополучия не было, жесткого обращения с детьми — тоже. Почему тогда в ночь на 5 февраля мать с отцом и соседкой распивали пиво, поссорились и отец детей намеревался убить сожительницу, но промахнулся и смертельно ранил ножом младшую дочь — непонятно. Видимо, как и в Еманжелинске, — стечение обстоятельств.
В Троицке в семье, где от рук отца погибла двухлетняя дочь, еще трое маленьких детей
В итоге посадят на длительный срок пьяного мужчину, который тем более все признал и раскаивается, и дело с концом. А мама Вика пусть дальше остается социально благополучной и рожает еще детей, чтобы получать не 45 тыс., а 55 тыс. рублей и более. Никто в данном случае не ставит вопросы о том, как можно назвать благополучной семью, где шесть человек живут в бараке на 37 квадратных метрах, где соседи в социальных сетях устроили бунт из-за того, что никто не реагировал на их жалобы на постоянные пьянки многодетного семейства, где дети не ходят в садик, где в принципе в семье находится человек, имеющий непогашенную судимость.
Можно возразить: а как следить, если не хватает ни специалистов, ни сил, ни денег, ни ума, и тем более когда в таких условиях и реалиях, как эти три семьи, живет добрая часть населения России? Следить нужно. Держать на строгом учете, прислушиваться к их окружению: родным, соседями, и если сигналы для обоснованных опасений за жизнь и здоровье детей есть (а мальчик Виталя, спавший на дороге возле дома, — это сигнал, как и роды в 15 лет), принимать меры: ограничивать родителей в правах, искать и добиваться назначения таким матерям опекунов (это подходит и к Южноуральску, и к Еманжелинску), где-то — временно, а может, и постоянно идти и на крайние меры в виде изъятия детей из семьи.
Кроме того, нужен, уже на федеральном уровне, четкий и понятный механизм назначения пособий и возможности жесткого контроля за их расходованием в случае, когда есть риски.
А пока этого не будет, дети будут оставаться, по сути, источником дохода, при наличии которого можно на протяжении минимум 18 лет более-менее стабильно существовать. Именно о таком отношении к рождению детей говорят переполненные классы в коррекционных школах, где 90% родителей детей — из группы риска. При этом они прекрасно знают: чем больше родишь, тем больше получишь.
