Депутат Госдумы, единоросс Виталий Милонов известен своими резкими заявлениями про гей-пропаганду и международную политику. Он критикует Алексея Навального и считает, что Россия должна гордиться низким уровнем преступности в Чечне. Подробнее обо всем этом, а также о его отношении к Польше, власти которой добились блокировки его шенгенской визы — в интервью Znak.com.
«Поляки — это ЕС с AliExpress»
— Виталий Валентинович, известно, на какой срок вам заблокировали визу?
— Понятия не имею.
— Как думаете, может получиться так, что вы в ЕС вообще больше никогда не попадете?
— Для русского человека это не ответ.
— Что вы имеете в виду?
— ЕС может блокировать-блокировать, а потом бац — разблокировать. Могу сказать, что в ЕС у меня прекрасные отношения со всеми. Честно говоря, поляки и ЕС для меня сложно совместимые вещи, потому что они, так сказать, ЕС с AliExpress. Тем более, они злобные в Польше и Прибалтике! Они являются бенефициаром некой конфронтации с Россией. Кому они будут нужны, если ее не будет? Кроме поставки водителей и проституток, Польша ничем в Европе не отмечается, объективно говоря.
— Я не очень понимаю, под «злобными» вы политический выбор имеете в виду или национальную черту?
— У поляков по отношению к России — традиция. Нынешние власти Польши ведь не полякоориентированы. Когда я в интервью BBC назвал министра иностранных дел Польши, который отмечен колоссальным уровнем русофобии, «английской проституткой», поляки меня поддержали. Польша — это скорее не самостоятельный субъект, а, как Украина, такой пацан для заводки. Вся Польша — это государство-лузер.
Поляки сами по себе же традиционалисты. Я с уважением отношусь к тем полякам, которые считают себя членами католической церкви. Они так же, как и мы, выступают против абортов, против ЛГБТ-фестивалей и так далее.
— «Мы» это кто?
— Нормальные люди, русские. В этом плане у нас общие духовные ценности. Только то, что сейчас происходит с Польшей. Традиционные ценности поляков совершенно не вписываются в борьбу, которую сейчас навязывают Европе, с этой новой этикой и прочим.
— Что, если въезд закрыли на долгое время? По вам это сильно ударит? Вы вообще часто бываете за границей?
— У меня полно друзей среди политиков Европы. Это факт. В Италии, в Германии, в Скандинавии в 90-е годы я со многими вместе практически рос, какие-то политические шаги мы делали вместе.
Я помню, как христианские демократы Норвегии с позором выгнали своего председателя, который оказался гомосексуалистом. То есть духовно совершенно близкие люди, нормальные викинги!
Конечно, такой человек, как я, невыгоден для европейских элит, потому что я обращаюсь к традиционным понятиям европейцев, которые сейчас не в чести и которые пытаются уничтожить, по сути, дела. Новые европейские политики, они как большевики: пришли в Россию и пытаются сломать традиционное понимание. Убрать понятие стыда, убрать понятие брака, веры. Оставляют только обязанность слушать «большого брата».
«Если не будет защитного механизма, под видом свободы будут выступать экстремисты»
— В России есть цензура, на ваш взгляд?
— Недостаточная. Такие гадости иногда пишут… Ужасно! Такие аморальные вещи! Что касается цензуры: мы же вот с вами беседуем и не боимся, что часть нашей беседы вырежут? Хотя я могу критически высказывался о ком-то или о чем-то.
Я пока проблемы цензуры не вижу. Высказываться негодяйски, наверное, не стоит, но это вопрос культуры. Честно говоря, этот запрос на белесые глаза и рубашку с закатанными рукавами Леши Навального касается только маленькой группы вечно брюзжащих товарищей. Им всегда все не нравится. В любом обществе должна быть хоть какая-то цензура. Это функция государства. Если не будет защитного механизма, под видом свободы будут выступать экстремисты, будут выступать те, кто разжигает межнациональную рознь. Тут только дай!
— Роскомнадзор, например, заставляет СМИ удалять расследования ФБК (по решению Минюста РФ внесен в реестр иностранных агентов и признан экстремистской организацией).
— Слушайте, если расследование касается объективных фактов, то оснований для его удаления крайне мало. ФБК — ведь это, по сути, дела слив, что там греха таить. Я помню, ФБК сделал расследование, что у меня часы стоят 2 млн рублей. Не скрываю, я читал это расследование. Это вранье! Понимаете, в чем дело, у них цель — разжигать ненависть к людям. Если у нас есть действительно проблемные вещи с точки зрения коррупции, давайте делать расследования. Я вот недавно снимал очередную авторскую передачу с RT про рынок проституции в Петербурге. Уверен, никто это расследование не заблокирует, потому что я ответственно отношусь к этому вопросу. Множество журналистов в Петербурге и по всей стране делают расследования, но их почему-то не блокируют.
— Может, ваше расследование про проституцию в Петербурге не заблокировали, потому что вы депутат Госдумы от «Единой России» Виталий Милонов, а RT — государственный канал?
— Секунду, я рассказываю о проблеме! Если я буду говорить неправду, поверьте, мне как депутату Госдумы от «Единой России» прилетит раньше, чем вы думаете. На мне, наоборот, больше ответственности. Я не имею права говорить вещи, высосанные из пальца.
— Вы говорите, что расследование ФБК требуют удалить, потому что это ложь, но, как я понимаю, РКН в требовании указывает, что это запрещенная организация и материалы нужно удалить поэтому.
— Запрещенной организацией она стала вследствие того, что она постоянно делает провокационные расследования, которые расследованиями не являются. Они снискали уже эту славу. Если вы, называя себя антисемитом в Израиле, хотите опубликовать газету, вам запретят ее публиковать. Не потому, что в данный момент в сводке погоды вы неправильно сказали, а потому что вы сделали газету «Антисемитская правда» и это считается запрещенным. Парни из IRA считаются в Англии террористами, хотя многие из них очень приличные люди. У Чикатило и Ганнибала Лектера нет права читать лекции на какие-то отстраненные темы, потому что они сами по себе уже стали символами зла. Так и эта организация.
— Насколько, на ваш взгляд, изменилась политическая жизнь России и Петербурга после того, как большая часть оппозиции уехала?
— Я как эстет и петербуржец серьезного влияния этих людей на жизнь города не видел. Провокации и постоянный слив негатива? Да. Большинству людей, которые уехали, никто ни в чем не угрожал. Они просто поймали волну и решили, что сейчас можно свалить.
«Отношение к Талибану искажено через призму американской пропаганды»
— Почему, например, можно про Талибан (запрещенная на территории РФ террористическая организация) писать, транслировать их позицию, а про расследования ФБК говорить нельзя?
— Талибан — интересные ребята. Талибан — это пришедшая к власти партия, нынешнее руководство Афганистана. Отношение к нему серьезно искажено через призму американской пропаганды. Я лично не разделяю принципов Талибана, это не мое. Но они там так живут, поэтому мы об этом рассказываем.
У Маши Бутиной спросите, что делают с людьми, которые не нравятся Соединенным Штатам, без предъявления каких-либо обвинений. У нас более мягкое отношение, мы многое пропускаем, и в обществе накапливается абсолютно ложная информация. Точно так же, как Николай II прекрасный был молитвенник, но окружение его, к сожалению, пропустило информационные вызовы. Чем это закончилось? Страну потеряли, негодяи просто уничтожили страну за западные деньги. Это доказано, и это моя позиция.
— На чем она основана?
— Моя позиция основана на точке зрения многих историков. Понятно, что красный какой-нибудь историк вам будет говорить [другое], но коммунисты — особые ребята. Издеваются над своим вожаком. Как можно издеваться над близким тебе человеком? Ленин же не хотел, чтобы его выставляли в стеклянном гробу напоказ как музейный экспонат. Поэтому Зюганов просто извращенец! Я просто с ужасом думаю, что он сделает со своими близкими людьми, когда они отойдут в мир иной. Может, выставит их у себя на кухне и будет на них смотреть, но это же просто дикость.
«Противники QR-кодов — мои соратники по другим вопросам»
— Как вы считаете, запрет фактически на любые протестные акции, даже на одиночные пикеты, действительно связан с ковидом?
— Я не могу с детьми сходить в музей сейчас, хотя это не политическая акция. Честно говоря, не видел, чтобы так сильно запрещали митинги. Мне кажется, что в принципе идея стоять на улице в мороз и на ветру уже давно утратила свою актуальность. Это же гнилой формат. Я не люблю винил, я люблю хорошую чистую цифровую запись. Было дело, я сам ходил на митинги, получал дубинкой по почкам от советских милиционеров.
— То есть вы пострадали от насилия силовиков когда-то?
— Нет, я не пострадал. Понимаете, я не жертва насилия. Такие были правила игры. Я ходил на несанкционированный митинг и знал, на что иду.
— Как вы относитесь к противникам QR-кодов, которые сейчас довольно активно выступают? Они должны иметь право высказываться?
— А сейчас они не имеют права? Весь интернет заполнен противниками QR-кодов. Ко многим из этих людей я отношусь с большой симпатией, потому что они мои соратники по другим вопросам. Я не антиваксер, хотя мне было бы выгодно ради хайпа говорить, что прививки — это жидкий чип Билла Гейтса, но я не могу.
Очень хорошо вот этот хайп снимается, когда ты общаешься с умирающим человеком. Я служу в церкви, и вопрос жизни и смерти для меня не является чем-то таким страшным. Но когда ты смотришь на человека, который уже почти с тобой не говорит, когда ты видишь, как угасает его взгляд… Вот ты готов взять ответственность за это? Понимаете, когда я буду умирать и Господь будет призывать меня, будет без разницы, сколько людей за меня проголосовали. Я буду подводить итог своей совести с Богом. Я очень, конечно, грешный человек, но все-таки взгляд умирающего человека сильно корректирует любую антиваксерскую риторику.
— Не нужно ли разделять позиции против прививок и против QR-кодов? Есть, например, мнение, что ковид уйдет, а коды останутся с нами.
— Я намеренно не говорю про коды. Я православный человек, но в новом буддизме есть неплохая поговорка: «Если ты видишь человека, который тебе хочет сделать плохо, сиди спокойно и жди, пока мимо тебя проплывет труп твоего врага» (на самом деле это цитата Лао-цзы. — Znak.com). Коды в том виде, в котором они были представлены, мне не нравились. Не потому что это вопрос слежки, это вопрос дискомфорта. Моя мама не разбирается в смартфонах, да даже мне из приложения «Госуслуги» иногда тяжело код достать. Мы недоработали, где-то не до конца сказали. В свое время Турчак сказал все. Он услышал мнение партии, знает нашу позицию и сказал, что «Единая Россия» не хочет поддерживать эту тему и принимать на себя QR-коды.
«В Чечне мало преступлений. Почему мы этим не гордимся?»
— Что вы думаете про ситуацию вокруг Украины? Будет война или нет?
— Не могу сказать. Я как русский человек с немецкими корнями не могу спокойно смотреть на то, как живут мои близкие люди в Горловке. Я с ней с 2014 года связан, там действительно для меня очень близкие люди есть. Я хочу, чтобы условно ДНР и ЛНР стали субъектами Российской Федерации. Люди этого там тоже хотят, они хотят жить с родиной. Они не украинцы. Украина сделала все возможное, чтобы показать этим людям, что они для нее чужие.
— А если говорить про внутренние конфликты, например Чечню? Вы следите за ситуацией вокруг семьи Янгулбаевых, за тем, что говорит Рамзан Кадыров?
— Не слежу. Я искренне не вижу этого. Знаю, что кто-то пытается раздувать. Я живу в Петербурге и вообще не вижу этой истории, мне это неинтересно.
— Должны федеральные власти реагировать на сообщения о нарушении прав человека в Чечне?
— Безусловно, это обязанность федеральных органов власти и правоохранительных органов — реагировать на сообщения о преступлениях. Если они есть — наказывать, предотвращать. Если их нет, значит, нет. Вопрос в том, что никто не хочет разбираться. Есть некое клише, что в Чечне сжигают геев или перцем их фаршируют. В свое время это дали в «Новой газете». Прикрепили это к Чечне и всё, все виноваты.
Я знаю депутатов из Чеченской республики. Нормальные люди, причем очень корректные.
Они предлагали вопрос, кстати, такой интересный: не упоминать национальность россиян, которые совершили преступление. Конечно, если этот россиянин недавно стал россиянином, то обязательно надо указывать, откуда он приехал, для того чтобы мы могли проанализировать и больше таких россиян к себе не звать. Но почему, когда совершает преступление другой человек, не пишут его национальность, хотя он, может быть, украинец или бурят, а про чеченца моментально пишут?
— Я понимаю, о чем вы говорите. Но все-таки, если что-то происходит в конкретном регионе, нужно на это обращать внимание?
— Конечно. Понимаете, в чем беда для многих оппозиционеров? В Чеченской республике мало преступлений. Вот если бы я, условно говоря, поехал бы со своей дочкой Марфой, ей сейчас будет 13 лет, в Чеченскую республику, я бы мог послать ее в магазин, совершенно не опасаясь. Знал бы, что ее пальцем никто не тронет. Это тоже показатель! Почему мы этим не гордимся? Если ты обычный человек, ты там чувствуешь себя в безопасности. Да, есть своя специфика. А в каких регионах нет?
<…> Тема пыток только сейчас вылезла, где были правозащитники? То, что происходит в российских тюрьмах, недопустимо. Вся система должна быть изменена. У нас же в тюрьме — система унижения личности. О каком исправлении может идти речь? Человек заключенный — это человек абсолютно не защищенный. То, что в тюрьмах происходит, — это огромная проблема. Это наши люди, наши граждане. Они совершили преступление, но в отличие, кстати, от многих, они за свое преступление отвечают, и очень серьезно. Где наше милосердие?
То же самое как с бомжами. У нас же никто ими не занимается! У нас до сих пор не сформулировано государственное отношение к бездомным. Давайте мы примем решение, что умирать на улице, когда тебя едят крысы, — это не твое право. Это беда, их которой нужно спасать.
— Раз уж вы заговорили про общественные проблемы, то какие, на ваш взгляд, сейчас нравственные проблемы актуальны?
— Что такое нравственные проблемы… Это отсутствие ценностей в обществе. Нам не нужно ничего придумывать. Есть ценности русской традиции, веры. Это не значит, что человек обязан верить, нет. Есть люди верующие, есть люди неверующие, но если мы будем отрицать ценности веры… Она была тем единственным, что нас заставляло жить. Единственное, что у человека было перед смертью в окопе. Европа имеет проблему с мигрантами не потому, что они поменяли законодательство. Это следствие того, что нация стала слабой без ценностей и без веры. Слабая нация сменяется сильной. Слабая европейская нация будет сметена мигрантским потоком не из-за политических предпосылок, нет, а потому что церкви в Европе пустые. Поэтому и ценностей нет. Ценности новой этики никого не заставят чувствовать себя патриотом.
«Я с улицы, из ленинградских дворов»
— Вы довольно много времени говорили раньше про «гей-пропаганду». Ее стало меньше, как думаете?
— Она трансформировалась и пытается уже идти как некая часть культурной жизни. Не настолько уже девиантным это кажется в обществе. Я считаю, что мы не дорабатываем. То тут то там образы гомосексуалистов, которых нам уже пытаются показать в качестве таких добрых милых людей, чуть ли не частью общества. Посмотрите, в школе у старшеклассников уже другое отношение, потому что они видят всю эту российскую попсу вонючую, наполовину состоящую из содомитов.
Я не говорю, что нужно гомосексуалистов как-то ограничивать в их личной жизни. Ни в коем случае! Лично многих знаю. Просто считаю, что гомосексуалисты не должны это пропагандировать. Считал и считаю. Думаю, мы к этому вопросу еще вернемся в ближайшее время. У меня такое ощущение, что надо сбавить этот градус толерантности, который у нас есть.
— Друзья-гомосексуалы у вас есть?
— Есть люди, которые являются гомосексуалистами, с которыми я знаком и с которыми мы взаимодействуем, работаем. Это люди, которые никоим образом это не пытаются в каких-то рабочих отношениях афишировать. Так же, как есть люди, которые ходят к проституткам. У меня есть один знакомый, и ему причем нравится. Я это осуждаю и сам никогда в жизни у проституток не был, но в нашем личном общении он это никак не показывает. Я сам такой плохой человек, несовершенный… Вопрос их греха — это вопрос их совести. Я хочу вопросы своего греха и своей совести изучать.
— Как вы относитесь к вашей репутации депутата, который заботится больше о своем пиаре, чем о деле? Вы много говорите на такие темы, как «гей-пропаганда», и этим как будто бы образ создаете. Так обстоятельства складываются или это ваша намеренная стратегия?
— Я говорю то, что я думаю, высказываю свое мнение. Я же selfmade, ничей. Я с улицы, из ленинградских дворов.
